Top.Mail.Ru
+7 (800) 707-03-00

Александр Панкратов: «Врач должен использовать любую возможность помочь пациенту»

  • Александр Евгеньевич Панкратов – ведущий эксперт по радиотерапии «ПЭТ-Технолоджи Балашиха», врач-радиотерапевт, онколог.

    Закончил лечебный факультет Самарского медицинского университета, затем прошел интернатуру по педиатрии и интернатуру по онкологии. Работал врачом детского нейрохирургического отделения Самарской областной клинической больницы, врачом-радиотерапевтом и заведующим отделением лучевой терапии Самарского областного онкологического диспансера, заместителем главного врача в Центре ядерной медицины в Уфе.

    Прошел профессиональную переподготовку в Российской медицинской академии постдипломного образования (радиология/радиотерапия) и в Башкирском медицинском университете (организация здравоохранения и общественное здоровье).

    Выполнил годовую магистерскую программу по передовым технологиям радиотерапии в Испании (Мадрид), подтвердил диплом врача в Европе. Выступал с докладами на специализированных конгрессах и конференциях в России, Испании, Франции, Китае, Латвии, Венгрии, Египте. Читает лекции на факультете фундаментальной медицины МГУ. Автор свыше 10 публикаций в рецензируемых научных журналах по профильной тематике.

    Позитронно-эмиссионная томография – незаменимый метод, — считает ведущий эксперт по радиотерапии «ПЭТ-Технолоджи Балашиха» Александр Евгеньевич Панкратов. Тем более в сочетании с компьютерной, магнитно-резонансной томографией. Максимально полное использование всех доступных технологий и методик даёт результат. Это хорошо знают пациенты центра.

  • Александр Евгеньевич, начну с простого вопроса: вы в семье первый доктор?

    В детстве у меня было несколько направлений по которым хотелось пойти – альпинизм, океанология, геология, авиация, но чаще приходилось встречаться с врачами. Помню мне делали рентгенографию, и на меня большое впечатление произвёл сам рентгеновский аппарат. И в общем по окончании школы я точно знал, что хочу быть детским врачом.

  • Преподаватели, инженеры… Откуда же появилось желание стать врачом?

    В детстве у меня было несколько направлений по которым хотелось пойти – альпинизм, океанология, геология, авиация, но чаще приходилось встречаться с врачами. Помню мне делали рентгенографию, и на меня большое впечатление произвёл сам рентгеновский аппарат. И в общем по окончании школы я точно знал, что хочу быть детским врачом.

  • Где вы получали образование?

    В Самаре, оттуда я родом и где прошла большая часть моей жизни. В медицинский университет с первого раза я не поступил и два года проработал препаратором на кафедре рентгенологии и радиологии, которую впоследствии переименовали в кафедру лучевой диагностики и лучевой терапии.

  • Препаратор — это кто?

    Младшее звание кафедрального сотрудника. Лягушек я не резал, если вы об этом. Препаратор – это порученец. Сопровождал на лекции профессора Игоря Петровича Королюка, заведующего кафедрой, показывал слайды, готовил дидактические материалы для студентов. Тема лучевой диагностики и лучевой терапии меня всерьез привлекала. На каждой лекции профессора Королюка я побывал не меньше десяти раз, буквально знал их наизусть.  

  • И когда после двух лет работы на кафедры вы поступили в медицинский университет, то, можно сказать, уже заранее знали свою специализацию?

    Нет, я по-прежнему хотел стать детским врачом, причем детским онкологом. Но, тем не менее, учился я не на педиатрическом, а на лечебном факультете, полагая, что, получив более обширное образование врача-лечебника, смогу потом пройти дополнительную специализацию по педиатрии и работать как взрослым, так и детским врачом. Так оно и вышло впоследствии.

  • Замечал, что большинство студентов-медиков приработок ищут в своей области …

    Это так. На первых курсах я подрабатывал сторожем опять же в отделении радионуклидной диагностики, а последние два года университета работал медбратом в отделении для детей младшего возраста (от 1 месяца до 3 лет) областной детской больницы. Это были ночные или суточные дежурства, и они многое дали мне в профессиональном плане, научили трепетному отношению к детям, больным детям, общению с их родителями.

  • Можно ли сказать, что это какое-то проявление фанатизма, без которого не бывает врача?

    Скорее это жажда знаний и просто приобретение опыта. А работа младшего и среднего медицинского персонала даёт неоценимый опыт. Ты узнаёшь, как и что делать правильно. И если вдруг ты останешься без помощи медсестры, ты сможешь любую манипуляцию сделать сам. Это погруженность в профессию. Каждый врач должен пройти все звенья подготовки, начиная с санитара или хотя бы медбрата, медсестры. Если врач не может выполнить внутривенную инъекцию, это неполноценный врач, я в этом уверен.

  • Хорошо, ваше мнение понятно. Итак, вы закончили медицинский университет…

    К тому времени я определился: хотел быть детским онкогематологом. В течение шестого курса я регулярно ходил на консультации с врачами отделения детской гематологии и впервые принял участие в международной конференции по детской онкогематологии, потратив на регистрационный взнос почти всю мою зарплату медбрата. Потом поступил в клиническую интернатуру по педиатрии на базе Детской городской клинической больницы. Прошел через все отделения: ЛОР, пульмонология, реанимация, хирургия… Больше всего внимания уделял, конечно, детской онкогематологии. Думал остаться в этом отделении, но места в то время не оказалось. Что ж, пошел в отделение приемного покоя областной детской больницы. А это и неврология, и урология, и челюстно-лицевая хирургия, словом, всё, что угодно, неотложная диагностика и тоже огромный опыт. Через некоторое время мне предложили место врача в отделении детской нейрохирургии. Я согласился. Надо сказать, в то время в Самаре строился крупный современный онкодиспансер. К сожалению, стройку заморозили лет на десять, и когда диспансер наконец открылся, я уже пять-шесть лет проработал в нейрохирургии детской больницы. Тут меня и пригласил на беседу заведующий отделением лучевой терапии онкоцентра. Сказал, что планируется создать направление нейрорадиологии и предложил рассмотреть работу радиотерапевтом.

  • Вы согласились?

    После двух недель стажировки – согласился, но и детскую больницу не бросил.

  • Это как же?

    Мне новом отделении радиотерапии всё было интересно. Я увидел аппараты, совершенно космические, которые уже давали большие возможности лечения больных. Да, мне хотелось здесь заниматься радиотерапией и нейрорадиологией, но и педиатрию я оставить не мог. В общем, стал заниматься радиотерапией в онкологии и взял дежурства в детской больнице. Это было возможно, потому что у радиотерапевта тогда был более короткий рабочий день, и совмещать получалось. А потом в отделении лучевой терапии появились дети, и я уже совершенно спокойно стал заниматься и ими. В ту пору я прошёл профессиональную переподготовку по радиологии. Те знания, которые я получил в детской нейрохирургии, мне очень пригодились. И общее образование лечебного факультета тоже пригодилось.  Весь мой предыдущий опыт нашел применение в ежедневной работе.

  • Скажите, ваша супруга – медик? Я почему спрашиваю… В вашей жизни так много работы и учёбы, то есть профессии, а это не всегда встречает понимание.

    С супругой мы работаем вместе, она – главная медицинская сестра нашего онкорадиологического центра и так же, как и я просто болеет за то, чтобы наша клиника была лучшей. Мы всегда помогаем друг другу, как в быту, так и на работе, и очень легко, когда вы понимаете друг друга с полувзгляда. У нас одна цель – развитие того, чем мы обладаем в профессиональном плане, так что никаких разногласий на этой почве быть не может… В нашем коллективе сейчас работают 4 семейные пары – врач и медсестра, врач и медицинский физик и, по моим наблюдениям, это самые успешные специалисты, гармоничные и трудолюбивые.

  • Понятно. Однако, я прервал ваш рассказ…

    В 2013 году произошло значимое для меня событие: меня пригласили на Мастер в Испанию. Мастер в Европе – это такая последипломная ступень образования. Целый год я там прожил: учился и работал. Пришлось выучить испанский язык, поскольку все коммуникации были только на испанском, и подтвердить диплом врача. Ради этого мне пришлось бросить аспирантуру. В Мадриде, в нескольких клиниках, я изучал передовые технологии лучевой терапии, помимо лекций и научной работы, все постигалось на ежедневной практике. У нас были прекрасные преподаватели и коллеги, которые передавали нам не только свой опыт, но и подходы к развитию безупречной службы радиотерапии и онкологии. Меня поразило как каждый, начиная от оператора линейного ускорителя и заканчивая директором, отдает себя профессии. Теперь я стараюсь так же передавать свой опыт моим коллегам.

  • А после года учёбы в Испании…

    …я получил предложение по работе в Уфе. К тому времени у меня уже был большой опыт врача радиотерапевта, я заведовал отделом в Самарском онкоцентре, где у меня было три отделения лучевой терапии, отделение медицинской физики и отделение топометрии…

  • То есть был опыт и практической врачебной работы, и руководящей, были знания современных технологий…

    В Уфе инсталлировали один из первых в России высокоспециализированных линейных ускорителей – Кибер-Нож. А у меня уже был опыт практической работы на нем и хорошая теоретическая база. Работая и учась в Испании, я такой опыт приобрёл. Так что приглашение принял и три замечательных года трудился в Уфе в должности зам. главного врача по лечебной работе. Мы с коллегами разработали протоколы лучевой терапии практически при всех локализациях, где применяется Кибер-Нож, включая сотрудничество с хирургическими отделениями, где пациентам имплантировали специальные маркеры, распознаваемые Кибер-Ножом. Мы начали заниматься и научной работой, подготовили целый ряд собственных исследований по результатам лечения на Кибер-Ноже, выступали на российских и международных конференциях, делились нашим опытом со всеми, кому это было интересно, а в ту пору по всей России было всего лишь 3 или 4 аппарата Кибер-Нож.

  • Судя по всему, Уфа была отличным временем для вас, но через 3 года вы все-таки уехали…

    Как раз в то время начали строить онкорадиологический центр в Балашихе. То есть коробка уже стояла, а оборудования и персонала ещё не было. И мне предложили возглавить отделение радиотерапии. Работа должна была быть еще интереснее, масштабнее, да и центр, прекрасно оснащённый: 4 ускорителя, ПЭТ/КТ, МРТ.  

  • Работа с нуля – дело интересное, но ведь и сложное неимоверно.

    Есть возможность использовать весь свой опыт, не повторять своих и чужих ошибок. Практически все получилось. С первого-второго года работы отделения мы реализовали в рутинном использовании все технологии дистанционной лучевой терапии и радиохирургии, которые существуют в мире, и это наше большое преимущество. На этом, конечно, развитие не закончено, еще масса идей и желание вывести центр, по крайней мере отделение радиотерапии, на мировой рынок.

  • Вы работаете в связке с отделением диагностики?

    Обязательно. Вообще современная лучевая диагностика —  это совмещение множества технологий. Мы с диагностами понимаем друг друга очень хорошо. Мы говорим, что нам нужно от диагностики, они говорят, что видят по результатам нашей работы. По каждому виду исследований, необходимых в радиотерапии, мы совместно создали специальные протоколы, и потратили на это не одну неделю, чтобы всё было оптимально, всё работало. Мы соединяем несколько модальностей, где-то обязательно используем КТ + МРТ и являемся, вероятно, лидерами в использовании ПЭТ-КТ для планирования лучевой терапии.  Отделение диагностики оснащено дополнительным оборудованием для сканирования и коррекции укладок, вспомогательными устройствами для иммобилизации пациентов.

  • А как вообще пациент к вам попадает?

    У каждого свой путь. Онкологические пациенты отличаются тем, что у них может быть несколько лечащих врачей: онколог, который контролирует постоянно, а также хирург, химиотерапевт, радиотерапевт. Врач-терапевт, или врач общей практики первым сталкивается с симптоматикой. Его задача – в первую очередь исключить (или подтвердить) онкологию. Если подозрения подтвердились, он отправляет пациента к онкологу. А тактика лечения вырабатывается всегда коллегиально: онколог, химиотерапевт, радиотерапевт. Соответственно, пациенты к нам приходят по направлению от других врачей, в первую очередь – онкологов.

  • То есть каждый пациент проходит через консилиум?

    Обязательно. И не один консилиум.

  • Вы давно в профессии и можете сказать, насколько сильно изменилась онкология. Сейчас качественно другой уровень медицины, не так ли?

    Это отчасти так. По сравнению с хирургией, лекарственной терапией, которым по нескольку тысяч лет, лучевая терапия – новая специальность: ей всего-то сто лет. Но за сто лет прорыв колоссальный. По сравнению с временами Марии Кюри, которая впервые применила радиоактивные вещества с лечебными целями, мы ушли далеко вперёд. Созданы принципиально новые аппараты дистанционной лучевой терапии, технологии безопасного облучения, новые радиофармпрепараты, использующиеся как для диагностики, так и для терапии. Используется брахитерапия – это метод, когда радиоактивный источник погружается в ткань.

  • Да, теперь появились фиксирующие устройства, и это позволяет решать проблему, а раньше приходилось мириться с тем, что задели что-то лишнее… Но ведь и оборудование появилось совершенное. Разве так нельзя сказать о TrueBeam?

    На настоящий момент этот ускоритель – одно из лучших решений для лучевой терапии. Надо сказать, что эффективность лечения сводится не только к эффективности лучевого воздействия. Необходимо максимально полное использование всех доступных технологий и методик. Не всё, что мы видим на КТ или МРТ, является опухолевым субстратом. Например, в лёгком может быть ателектаз, и нужно чётко знать, где есть опухолевый процесс, а где его нет. МРТ не всегда позволяет отделить инвазивно растущую опухоль в головном мозге или органах головы и шеи, ПЭТ-КТ часто становится незаменимым методом. Именно в Уфе мы начали использовать ПЭТ-КТ с целью топометрии, то есть для подготовки пациента к лучевой терапии на Кибер-Ноже, потом применили и развили этот опыт и здесь. Должен сказать, что оснащение современных онкоцентров новым радиотерапевтическим оборудованием выявило ещё одну проблему.

  • Какую же?

    Нужна программа усовершенствования для среднего медперсонала. Операторы линейного ускорителя не могут получить практических навыков в колледжах, медицинских училищах. Фактически всё их обучение ведется на рабочем месте. Причем они должны знать не только техническую часть, но и онкологию, рентгенанатомию, основы медицинской физики, основы лучевой диагностики. Мы начали обучать их, то есть восполнять этот пробел. Специалисты из среднего медперсонала должны четко представлять себе, что такое онкопациент, с чем можно столкнуться при работе с ним.

  • То есть недостаточно знать, в какой последовательности нажимать на кнопки?

    Недостаточно. Нужна определённая доля подготовки специалиста по лучевой диагностике, надо обладать определёнными навыками технической подготовки пациента к лучевой терапии. Мы эту работу начали и успешно ведем. И у меня есть уверенность, что наши операторы работают ничуть не хуже, чем их коллеги в Европе или США.

  • Вы говорите, что наши врачи и операторы работают на высоком уровне. Жаль, что среди разработчиков новых препаратов и новой техники нет никого из наших. А это вообще возможно?

    Это возможно. Есть сильные исследователи, талантливые изобретатели. Но в целом это не самое главное. Важно не то, где человек живет. Важно, чтобы его открытия становились общим достоянием. Мне как врачу необходимо именно это. И любой врач должен использовать любую возможность помочь пациенту.